Море тоже любит Тель-Авив. Ласково гладит волнами его пляжи, словно кошка, облизывающая своих котят. Воздух дрожит от жары. Стрелка старого термометра за окном показывает минус 10 градусов — ушла на второй круг. Кто же виноват, что воронежский завод измерительных приборов (так на шкале написано) не расчитывал на +35 в тени и под 50 на солнце. Пляж Фришман забит людьми, впрочем, как и все остальные пляжи страны. Но жара плавит все, нервы и крики… даже спасатели почти не кричат — все равно никто не заплывает далеко. Люди просто стоят по плечи в воде, спасая от солнца животы и спины. Бумажка, оброненная официанткой, падать не хочет — так и парит лениво в воздухе, удерживаемая горячим дыханием раскаленного песка. Тепло… холодное пиво нагревается быстрее, чем его приносят официанты. Делаешь глоток и слепнешь… очки запотевают. На вопрос о кофе официант предлагает лишь два вида — со льдом или с мороженным. Холодный арбуз закончился еще в 9 утра. А детям все равно… Как лягушата, они плещутся на стыке двух стихий — воды и песка. Торговец мороженным ходит молча, в надежде, что кто-то его сам позовет. У него уже нет сил на шутки и прибаутки, допекло. Тепло… А мне хорошо, я колесю по Тель-Авиву и думаю — где бы поставить памятник Уиллису Карриеру?
Current Music: Al Jarreau — Tenderness
Komentáře