А еще дядя Миша учил меня ивриту. Чаще всего эти уроки проходили либо на крохотной кухне его квартиры на улице Хаяркон, либо за столиком очередного тель-авивского или яффского бара. И “тема” урока всегда напрямую зависела от места его проведения и… количества поглощенного дядей Мишей горячительного зелья.
— Нет, ну ты посмотри на это “воспаление легких”, –
говорил он мне, тыкая пальцам в проходящую мимо нашего столика грудастую девицу. И начинался очередной урок.
— Вот как мы на русском языке называем эти архитектурные “излишества”? Или пошлым словом “сиськи” или грубым словом “грудь”?! А ты вслушайся в иврит – шадаим! Песня… — дядя Миша на несколько секунд погружался в свои воспоминания. “Шадаим” — дай им… Дай ласку и нежность. Не будь жлобом, не стесняйся быть ласковым, – урок иврита плавно переходил в уроки жизни и воспоминания. Дядя Миша, отчаянно цокая языком, делился со мной своим жизненным опытом, и его руки тоже вспоминали этот “опыт”, словно поглаживая невидимые волейбольные мячи.”Шадаим” – протяжно выговаривал дядя Миша, вкладывая в это слово всю свою тоску и сожаление по несыгранным волейбольным матчам.
— Слышишь шум, – спрашивал он меня, открывая окно своей кухни, – это шум моря. Ну скажи слово “шум”?
— Шум, – отвечал я, – зная, что от него иначе не отвязаться.
— Вот видишь, слово, которое должно означать что-то громкое, само по себе очень тихое… шипящее. Словно шум сам себя боится.
-…
А теперь произнеси “рааш”, – дядя Миша рокотал буквой “р”. словно перекатывая между зубов, – Слышишь разницу? Рокочет, ревет! Вот это то, слово, которое должно означить шум!
И не давая мне передохнуть, он наливал следующий стакан и переходил к следующему слову.
— А что там шумит? – спрашивал он и тут же сам отвечал, словно не надеясь мою сообразительность, – это море шумит! Вот что за слово “море”? Хилое оно какое-то.
— Да слово, как слово, – подстегивал я его.
— А ты прислушайся к слову “яам”, – нарочито растягивая, довольно улыбался он, – слышишь какой в нем простор, бесконечность, волны….
В такие минуты я думал, что учебники языка иврит должен писать дядя Миша. Тогда по ним учится будет легко и интересно. И тут же я сам себя одергивал – дядя Миша пополнил мой словарный запас такими словами, что диву давались коренные израильтяне, даже не подозревавшие, что на “святом” языке можно так ругаться. Да и не смог бы он написать учебник – столько водки и пива его немолодой организм уже не выдержит.
Когда старый фотограф пьянел, он снимал со шкафа картонную коробку с фотографиями и молча их перебирал. Глаза его при этом были прикрыты – он уже давно прекрасно помнил на память каждую из множества своих фотографий. В такие минуты ему лучше было не мешать. Если я торопился, то тихонько вставал и уходил, прикрыв за собой дверь. Дядя Миша не обижался на мои “английские” уходы. А если время позволяло – я терпеливо ждал. И, словно зарядив свою память от старых фотографий, дядя Миша начинал рассказывать… И продолжение его рассказа о том, как он попал в Израиль, вы тоже скоро услышите.
Comments