парижская улица Виктор Массе, что в нескольких шагах от Пляс Пигаль – это улица гитарных мастерских и магазинов. Совсем не большая улица, в середине которой находится одноименный отель. Отель этот совсем небольшой, даже лифт в нем только на одного человека, и то, если без чемоданов.
Гитарные магазины не входили в список намеченных мною “интересностей”, и я каждый день спокойно проходил мимо витрин, вдыхая запах дерева и лака. Я уже давно забыл о том, что когда то играл и последние лет двадцать больше слушал.
Париж очень отличается от Лондона погодой. В Лондоне ты все время ждешь дождь. Даже при совершенно ясном небе ты на чеку, при оружии, то есть при зонтике.
В Париже летом ты уверен, что дождя не будет. Ну не может быть в августе дождь в Париже. И ты совершенно спокойно гуляешь “невооруженным” – ни зонта, ни плаща. И поэтому, когда я вышел из метро “Пляс Пигаль” под самый настоящий ливень, шок был таким, как будто с неба падали не капли, а снежинки. В августе…
На улице вечерело, зажигались первые уличные фонари, а вокруг них стайками собирались ранние “ночные бабочки”. Но я был слишком увлечен поисками зонта, чтобы отвлекаться на них. В первом же киоске здоровенный негр предложил мне на выбор два зонта. Один стоил 10 евро, второй – 25. Никакой другой разницы в них не было. И я купил… ну конечно за 10!
С этим зонтиком я дошел как раз до начала улицы Виктор. И первый же порыв ветра сломал его прямо у меня в руках. Этот же порыв ветра принес собой и новый шквал дождя. Хляби небесные разверзлись, словно верховный San-техник открыл кран до конца. И не надо обманываться тем, что летние дожди это прелестно и приятно. Августовский дождь такой же мокрый, как и ноябрьский. А когда вода течет вам за шиворот и хлюпает в туфлях – тут уж совсем не до романтики. А на улице Виктор дома без козырьков…
Словно суворовский пластун, прижимаясь к стенам зданий, как к любимой женщине, я продвигался вверх по улочке, уже видя сквозь пелену дождя вывеску гостиницы. Но увиденное за стеклом очередной витрины заставило меня приостановить свое мокрое дело. Там, прямо на подоконнике стоял самовар. Самый настоящий русский самовар. САМОВАР! Не сувенирный, сияющий полированным животом, на расписной “а ля рус”, а обычный самовар, тусклый от времени, со скособоченным краном. Стекло рядом с самоваром было немного запотевшим и я понял, что самовар работал. Бородатый мужик в магазине, увидев меня, мокрого и прилипшего к его витрине, поманил меня внутрь.
Это был небольшой гитарный магазинчик. Хозяин разразился длиной тирадой на французском, из которой я понял только “самовар” . На мой вопрос, говорит ли он на английском, он с улыбкой ответил, что он испанец, и говорит на испанском, хотя отвечал на хорошем английском. И дальше беседа шла на английском.
— Ты же понимаешь, что испанцы лучше всех в мире разбираются в гитарах!
— ???
— Каждый испанец умеет играть на гитаре, также как каждый еврей – на скрипке, – кивнул он на мой “маген Давид”, продолжая тепло улыбаться.
— Я – еврей, а на скрипке играть не умею – ответил я, хотя никакого желания спорить у меня не было.
Тем временем Микель (так его звали), уже наливал мне чай из самовара, даже не спрашивая, хочу ли я. А я хотел, хотел что-то теплое.
— Не умеешь играть на скрипке? А ты пробовал? — рассмеялся Микель.
— Не пробовал – честно признался я.
— Тогда откуда ты знаешь, что не умеешь? – расхохотался он.
Пришлось мне рассказать испанцу бородатый анекдот про поручика Ржевского, игравшего в карты на скрипке. Настоящий юмор интернационален, Микель оценил анекдот и в благодарность извлек откуда-то из под стола тарелку с печеньем – дочка испекла. Отказаться я не мог. А когда он спросил, не будет ли мне мешать дым его трубки, я, усмехнувшись, вытащил свою трубку и мы оба почувствовали какую-то родственную близость.
Некоторое время мы молча пыхтели… Я впервые курил под чай, или пил чай под трубку. Во французской столице, в магазине испанца, мы пили английский чай и курили итальянские трубки. вот только табак у него был голландский, а у меня – итальянский. Вот тебе и интернационал.
— А на гитаре ты умеешь играть? – продолжил разговор Микель
— Раньше умел – ответил я совершенно искренне.
— Не, приятель, играть на гитаре, это как дышать – один раз начал и на всю жизнь.
— Да я уже лет пятнадцать гитару в руки не брал.
— Но эти пятнадцать лет ты слушал гитарную музыку?
— Ну конечно!
— Значит, ты с гитарой не расставался, только твои отношения с ней изменились. Даже самую любимую женщину невозможно …. целовать 24 часа в сутки. Но любить ее 24 часа в сутки можно и нужно.
Мне определенно нравился этот гитарный философ. Мы докурили, допили. На столе возникла бутылка вина и початая бутылка водки. Знакомая всем пантомима – взгляд Микеля метнулся от одной бутылки ко второй, потом вернулся ко мне, а мой взгляд медленно опустился на вино. Разлив вино по грациозным бокалам на тонкой ножке, он неожиданно спросил:
— Давай зонтик твой чинить?
— Да ну его, дешевка китайская.
— И не только зонтики, – грустно выдохнул Микель, – они и гитары теперь делают.
Я не хотел о грустном, и спросил испанца – кто его любимый гитарист, ожидая услышать имя кого-то из известных испанских музыкантов.
— Дедушка. Мой дедушка – он стал еще грустнее, – а тебе кто нравится?
— Мэй, Сантана – ответил я
— Мэй – это из “QUEEN”?
— Он самый.
— О, да… он супер. Ты знаешь, что он и гитару свою сам сделал? – наконец снова заулыбавшись воспрял Микель.
— Знаю, это моя любимая группа.
Микель ушел куда-то в подсобку и вернулся с гитарой. Сев прямо на стол, он заиграл. Сначала We will rock you, с замечательно исполненными рифами, потом Love of my life, заставляя свою гитару плакать, и завершил небольшую импровизацию маршевым исполнением Killer queen.
Я понимал, что хлопать будет пошло. Я выразил свое восхищение молча. Говорить не хотелось, да и что можно сказать.
Мы выпили еще немного вина, поговорили. За окном окончательно стемнело, дождь уже давно закончился. Я поблагодарил Микеля за теплый, во всех смыслах слова, прием и собрался уходить.
— Что, так и не купишь у меня гитару?
— Микель… Я и правда давно уже не играю. И хотя гитары у меня нет, купить – даже не думал.- честно ответил я, понимая, что говорю что-то не то. – Китайскую гитару я не хочу, а на хорошую денег нет.
— Иди сюда, – подозвал он, – какую бы ты хотел.
— Ты же не собираешься дарить мне гитару? Не хочешь меня обидеть? – улыбаясь, ответил ему я.
— Ну что ты , дарить не собирался, но помочь могу!
Я попробовал несколько гитар. Микель молча наблюдал за мной. Вдруг, на полке в глубине комнаты я увидел еще одну гитару. Белую! Вы знаете, как это бывает, ну, как любовь с первого взгляда. Я отодвинул стулья и взял эту гитару в руки. Поднял глаза на Микеля – он смеялся.
— Вот эту я бы купил – сказал я
— Что, даже не попробуешь?
— Я ее чувствую, – ответил я, не уверен, что он меня поймет.
Микель понял. А я вдруг понял, что даже не знаю, сколько она стоит. Но я уже точно знал, что куплю ее. И Микель понял и это тоже. Он же был сначала продавцом, а потом гитаристом.
— Не переживай. Ты тут в гостинице живешь?
— Да!
— Утром я ее принесу.
— Сколько она стоит?
— Борис. Я не могу ее подарить, но я хочу сделать тебе подарок. Сколько ты бы за нее заплатил?
Я боролся с собой. Мне не нужна была гитара, но я сентиментален. Я не могу уйти отсюда без гитары. И я не могу сказать – 10 евро. Гитара была хорошей, слишком хорошей. А лишних денег у меня нет.
Микель видел мои сомнения. И показал всю широту испанской натуры.
— Я принесу гитару в гостиницу, а ты оставишь мне деньги в конверте, – сказал он, кладя гитару на рабочий стол.
Я выбросил зонт в мусорное ведро и вышел в прохладную парижскую ночь…
Утром, уходя на осмотр достопримечательностей, я оставил портье конверт с деньгами для Микеля. А вечером на моей кровати лежала великолепная белая гитара в чехле.
В Париже я больше не был.
А белая гитара до сих пор у меня. Иногда я беру ее в руки с сожалением, что никогда не буду играть так, как Мэй и даже так, как Микель.
Comments