Часть первая
Ох, как давно это было… Иногда я очень удивляюсь странным особенностям человеческой памяти, которая сама отфильтровывает, сама решает, что ей помнить, а что – забыть. И вдруг выдаёт, как на блюдечке с голубой каемочкой то, что казалось давно канувшим в лету, да еще и с такими деталями, словно это не крупицы забытого, а кадры документального фильма. Фильма, главным героем которого являешься ты сам.
Лет двадцать назад так уж сложились перипетии моей олимовской* жизни, что пришлось мне некоторое время порулить баранку такси. Работал я на станции «Мониет ХаБурса» на алмазной бирже в Рамат-Гане. (Когда-нибудь я окончательно осмелею и обнаглею и расскажу и об этом, далеко не самом скучном эпизоде моей жизни.)
В силу физиологических особенностей моего организма – я не засыпаю за рулем – работал я преимущественно в ночное время. И вот, как то довольно поздно вечером в машину сел мужчина среднего возраста и сходу выдал мне:
-кибенимать!
— Что? – недоуменно переспросил я.
— Бля! На «вилку» и быстро! У меня там «стрелка»! – нервно пояснил пассажир, видя, что я не понимю, куда его нужно отвезти. (Здесь и далее по тексту я буду сразу переводить ивритский блатной жаргон на русский).
И хотя я уже тогда довольно неплохо знал Большой Тель-Авив, я все еще недоумевал, куда же нужно отвезти этого человека. Видя, что я «туплю» он уже почти вышел из машины, но вовремя заметил, что кроме меня на станции никого больше не было. И, сказав, что сам покажет мне дорогу, он снова плюхнулся на заднее сиденье.
Мы поехали куда-то в южный Тель-Авив. За всю дорогу пассажир не сказал ни слова, кроме указаний «налево-направо» и, в конце концов, попросил остановиться недалеко от яффской полиции на улице Саламе. Там он расплатился и вышел. Отъезжая, я с удивлением заметил в зеркале заднего вида, что так спешивший пассажир все еще стоит на месте и не спеша прикуривает сигарету. При этом в темноте было хорошо видно, как дрожат его руки. Но, «Моторола» донесла новый заказ, «дан приказ ему на запад»… И я уехал. А через пару дней и вовсе забыл об этой странной поездке, тем более, что странные поездки в работе таксиста – вполне нормальная вещь.
Прошел год, может два. И как-то мой хороший знакомый, старый тель-авивский фотограф дядя Миша, «выгуливая» нас по непарадным улицам города затащил меня на улицу Саламе. Мы зашли в прокуренный довольно неопрятный паб, пропитанный запахом пережаренных чипсов. Но главной достопримечательностью паба было не разнообразие в выборе пива, и даже не жаренная картошка по-русски, выдаваемая за чипсы. Главной достопримечательностью того паба было его название. «Кибенимать» — так было написано на его вывеске.
Не успели мы сесть за барную стойку, как дядя Миша дернул меня за руку.
— Это Роза! – многозначительно сказал он, указывая глазами на кого-то у меня за спиной – не поворачивайся, — хотел он меня предостеречь, но было поздно.
Я обернулся… Роза! Как бы вам объяснить то чувство, которое я испытал, впервые ее увидев…
Ростом почти с меня (мой рост – 185 см), объемом с баобаб… огромные руки, огромный бюст. Первая ассоциация, возникшая в моем, пока еще трезвом сознании – линкор! Крейсер!
На глаз в ней было не менее полутора центнеров веса. Но Роза несла этот вес на удивление легко. Да, жутко и жалостно поскрипывали доски пола под ее широкой мужской походкой в туфлях 46 размера. Но пиво, которое она несла в руках, даже не шевелилось. В каждой руке Роза без труда могла нести 4-5 бокалов. Бутылки, а в этом пабе был довольно большой выбор бутылочного пива, так вот, бутылки она просто прижимала к груди дюжиной. И в складках ее необъятного бюста дюжина пива просто терялась, как булавка в женской сумочке.
Добавьте к моему описанию вечно тлеющую сигарету «Ноблес» в уголке рта, черные сверкающие глаза, как горящий в печи антрацит, и портрет будет почти полным. Во всяком случае, пока Роза молчит. Ибо когда Роза говорила… о, это нужно было слушать. Даже тогда, когда спустя некоторое время мы с ней стали друзьями, и она очень тепло ко мне относилась, ее приветствие звучало примерно так (уберите детей от экранов ваших компьютеров):
— Еба..ый засранец, по каким помойкам этого блядского города тебя носило твое оху..вшее любопытство!
И поверьте мне, друзья, это было самое нежное и ласковое, что я слышал от Розы. Я так никогда не и не узнал, откуда она была родом и какой язык для был родным. Она говорила с диким и непонятным акцентом на русском, на идише, на иврите, на греческом. Я слышал, как она виртуозно материла негров из «голубых касок» на их родном английском языке. С акцентом. Я видел, как она выкидывала пьяных арабов из паба прямо под колеса выезжающей со станции полицейской машины, проклиная их на языке Омара Хаяма так, что они от страха закрывали глаза.
— А гибарет лейб аз а юр оф дир – кричала она хасидам, которые гремели копилкой, выпрашивая у нее пожертвования для бедных.
Ее русскому мату позавидовал бы любой строительный прораб, любой боцман российского судна.
Но при всем этом, у этой огромной женщины было очень доброе сердце. Она замирала со слезами перед телевизором над очередной мыльной оперой, вытирая тряпкой поочередно то слезы, катящиеся из ее глаз, то следы от мух на экране телевизора. Она запросто могла принести незнакомому человеку кружку пива и закуску. Могла дать денег на такси.
Сейчас, заново перечитывая написанное, я уже сомневаюсь, было ли название главной достопримечательностью паба или сама Роза. Не знаю, не знаю…
И всё-таки я собирался рассказать не о Розе, а о пабе. Было у этого паба еще несколько отличительных черт. Тогда, двадцать лет назад, выбор пива в стандартном израильском пабе был весьма ограничен. Естественно, местные сорта – Макабби и Голдстар, разливаемые в Израиле Хайнекен и Карлсберг, ну и еще пару сортов бутылочного пива – чаще всего американский Миллер и Бек`с. Хозяин паба «Кибенимать», не имея возможности привлечь посетителей качественной едой, привлекал их большим выбором пива. Пиво он скупал у моряков – из остатков того, что суда закупали за границей. Иногда это было и пиво в кегах*. Так как никто не знал, что именно за пиво находится в этих кегах, то на доске, заменяющей меню, мелом было написано: »Сегодня новое пиво!» Все! Если у бармена было хорошее настроение, он мог сказать – темное оно или светлое.
Кстати, закуски в пабе тоже не отличались разнообразием. Жареная картошка — ее жарили в обычных сковородах, с редко меняемым маслом и чесноком. Чеснок, как мне потом объяснил дядя Миша, был нужен как приправа, а чтобы отбить прогорклый привкус старого масла. Хумус* домашнего изготовления, кстати, совсем не плохой, соленья, которые часто служили темой шуток над Розой. Насколько мне помнится, там был еще и некоторый выбор мясных блюд, но дядя Миша уже в первый визит в этот паб сказал мне, что лучше тут не кушать…. А опыту дяди Миши я уже привык доверять.
Зачем же я туда ходил, спросите вы? Ну, во-первых, «ходил» — слишком сильно сказано. Был я там может три, максимум, четыре раза. И ходил я туда наблюдать и слушать. Удачное расположение паба – прямо напротив яффской полиции – сделали его превосходным местом для проведения разного разборок, «стрелок» между полицией и теми, кого принято на иврите называть «олам тахтон» — нижний мир, уголовные элементы. Я несколько раз наблюдал, как за одним столом сидели офицер в форме и обвешанный золотыми цепями и медальонам размером с чайное блюдце человек, с которым мне бы не хотелось столкнуться лицом к лицу в темном переулке…
* олимовский – репатриантский
* кег – металлический пивной бочонок
* хумус – традиционная израильская еда, паста изготавливаемая из особого сорта гороха – нут.
* Как меня поправила kot_shred - языком Омара Хаяма был фарси, а не тот джибриш, на котором говорят яффские арабы. Поэтому счел своим долгом, не меняя текста, указать на этот факт своим читателям, чтобы не вводить их в заблуждение своим невежеством.
Продолжение следует
Comments