Вместо эпиграфа:
«Половина музыкантов и актеров выбрали
свое занятие для того, чтобы нравится
девчонкам. Вторая половина девчонкам
уже нравилась, и они старались это закрепить»
Часть 1
Первым быть тяжело. Практически не важно в чем – первым быть тяжело. Тяжелее только быть первым в первый раз. Эти слова можно сделать вторым эпиграфом, но я бы не хотел, чтобы весь мой рассказ состоял из эпиграфов и эпилогов.
Мне было тогда лет 16, может даже 15. Я уже умел красиво держать в руках гитару, хотя еще не умел на ней играть. Я выбрал бас-гитару по одной причине. Чтобы ее понять, вам придется включить всю мощь своего воображения. В 16 лет я весил килограмм на 30–35 меньше, чем сейчас, при том же росте. А бас-гитара намного длиннее обычной. У обычной гитары 19 ладов или 21, у бас-гитары 24 или даже 27. Поэтому моя фигура выглядела как римская единица, перечеркнутая как семерка. Мне это казалось необычно и весело.
В первую группу меня взяли, потому что я умел паять и разбирался в электронике. А учитывая качество советской электроники (на импортную у нас тогда денег еще не было), умение паять ценилось практически, как умение читать ноты. Поэтому сначала я паял провода, которые вечно рвались, чинил усилители, которые вечно портились и менял динамики в самодельных колонках, потому что они все время сгорали. Все это происходило потому, что мы довольно быстро поняли, что если ты не умеешь играть хорошо, то должен играть громко. Оглушенный зритель не может оценить качество твоего исполнения, ему не до этого. Поэтому мы выкачивали из техники все, что она может и даже больше, абсолютно не думая о качестве.
А потом пришел тот самый день. Наш басист Петя просто не явился на шефский концерт, который наша группа должна была давать в каком-то ЖЭКе. Выяснять, что с ним случилось, было некогда, и «старшой» придумал выход. «Ты возьми басуху, и просто бегай по ней пальцами. Мы ее в усилок включать не будем!» — это было волнительно и позорно. Но я быстро сообразил, что если в зале и будут девушки (что весьма сомнительно – ЖЭК это вам не дискотека), то они не обратят внимание на то, что меня не слышно. А на сцене будет стоять четыре человека, как и было заявлено.
Вы будете удивлены, но нас даже не побили. И после концерта Саша, наш «старшой», сказал, что я могу заменить Петьку, он меня научит. Играть на басу Саша не умел, но, в отличие от нас, знал, что должно получаться. Я был «удобным». Я умел играть на аккордеоне (два года учился в музыкальной школе, как и положено еврейскому мальчику) и умел читать ноты, кроме того, брат моего одноклассника играл в лучшем ресторане города, и мне позволялось присутствовать на репетициях.
Через месяц репетиций я играл с включенной гитарой. И коллеги по музыкальному коллективу стали намекать, что я должен включить все свои связи – пришло время зарабатывать деньги! Мне хотелось внимания девушек, но и этого без денег достичь было не просто.
Как работает механизм получения заказов я уже знал. В городе был человек, давайте назовем его Николай (что недалеко от истины), который был кем-то вроде диспетчера музыкальных коллективов, которые играли на свадьбах, похоронах, проводах и тд. К нему и пришли. Сыграли два каких-то медляка на акустике, поклялись, что у нас есть нормальная аппаратура и транспорт, и стали ждать заказов. Ждали долго, может месяца два. И вот он пришел, долгожданный день премьеры. Нам предложили отыграть свадьбу. В селе Ермоклия. Даже не спрашивайте, где это. Такой молдавский Иерухам, только намного меньше, намного дальше и намного... Сами придумаете.
Молдавская сельская свадьба – это уникальное мероприятие. Если вы никогда не были на молдавской сельской свадьбе, то вам не понять ни Куликовскую битву, ни бой при Карней Хиттим, ни даже Ватерлоо. Молдавская сельская свадьба — это съезд лауреатов премии Дарвина, с огромным количеством еды, вина и хорошего настроения.
Первая свадьба всегда запоминается. Как своя, так и та, на которой работаешь. Как и положено городским интеллигентам, мы приехали на «работу» заранее. Часа за два. Нет, мы не очень к этому стремились, просто это село, Ермоклия, было так далеко, что водитель, который нас туда привез, не знал, сколько придется ехать. Мы приехали, но нас никто не ждал. Примерно час мы искали того человека, к которому нас отправил «диспетчер» Николай. Когда мы его нашли, он уже оказался пьян. Как и многие другие жители деревни. То есть они могли передвигаться, говорить, есть, но не могли соображать!
Есть такая молдавская поговорка: «Vodca spune - oprește-te, ai venit, iar vinul spune - mergi, te voi ajunge din urmă!» (Водка говорит - стой, ты уже пришел, а вино говорит - ты иди, я тебя еще догоню!). Так вот, мы приехали как в процессе этой погони. Кое как нам удалось найти мам – мать жениха и мать невесты. Они были самые трезвые. (Нам сказали, что и невеста еще трезвая, но ее мы не смогли найти). Когда мы объяснили этим милым сельским женщинам, кто мы, кто нас позвал и зачем, они о чем-то поговорили между собой, пришли к какому-то соглашению и нас привели на окраину села, где уже стояли столы. Просто столы! Ничего более там не было. Водитель, который привез нас, предусмотрительно уже уехал, иначе бы споили. Поэтому колонки и аппаратуру пришлось нести на себе, отбиваясь от желающих с нами выпить, стянуть у нас что-то из аппаратуры и просто отбиваясь от сельских собак. Мы пришли, выбрали относительно сухое и ровное место и там расставили все, что дотащили. Электричества там не оказалось. Мы снова нашли этих милых сельских женщин, героически сопротивляющихся стремлению всего села выпить с ними. К этому моменту мы действительно смогли оценить героизм этих женщин. Рассказали им, что нам необходимо электричество...
- я Иону говорила, что надо позвать Михая с баяном. «Его сын играет на барабане и без электричества...» —в никуда сказала одна из них. Вторая сказала ждать, и ушла. Вскоре она вернулась, волоча за собой какого-то мужика. Оказалось – сельский электрик. Он пошел с нами, окинул взглядом нашу аппаратуру, быстро в уме произвел расчет потребляемого электричества (шучу, конечно) и... полез на ближайший столб. Там он поколдовал немного и сбросил нам провод с розеткой.
- 220? – спросили мы.
- примерно, - ответил он. И ушел.
А мы начали настраиваться. Это было не просто, потому что все те, от кого мы отбивались по дороге от центра села к месту свадьбы – желающие выпить мужчины, желающие стянуть что-то дети и желающие откусить что-то собаки – за это время подтянулись к нам. Спасло нас то, что начали накрывать на столы. Это было жестоким испытанием, потому что еды было много и пахла она вкусно. А мы провели несколько часов в дороге, и перед выездом предусмотрительно не ели, потому что водитель предупредил – дорога плохая, и туалетов на ней нет. Короче, очень хотелось кушать, и тут, словно читая наши мысли, какие-то люди расстелили газету на одной из наших колонок «Дойна» (дойна – это не только знаменитые молдавские сигареты и знаменитый молдавский коньяк, это еще и очень надежный молдавский звуко-усилительный комплект) и накрыли «поляну» для музыкантов. В центре «поляны» стояло два графина – помните, такие стандартные советские графины из толстого стекла с гроздьями винограда на боках? Именно в Молдавии рисунок на этих графинах принимал особый смысл, потому как в графинах было вино. В одном белое, во втором красное. На тарелке лежало несколько помидоров, размером с кулак, несколько луковиц, размером с два помидора, и домашняя колбаса. Мы начали издавать звуки...
В это время на поляне появился жених. Он шел твердой походкой, широко расставляя ноги, но по его глазам было видно, что твердая походка ему удается не легко. Жених сразу направился к нам. Он был одет в серый костюм, с огромным кримпленовым галстуком, который напоминал лопату. Не просто лопату, а лопату, на которую упали баночки с краской, много разных баночек с разной краской. Сквозь белую нейлоновую рубашку просвечивалась тельняшка, и жених сразу заявил, что служил на флоте, поэтому разбирается в музыке и что «фанера не пройдет». Мы успокоились – теперь точно есть хоть один человек, который разбирается в музыке, потому что до этого у нас такой уверенности не было. Причем в число тех, кто и не разбирается в музыке, мы автоматически включили и себя тоже.
А мы продолжали издавать звуки. Подходившие гости несли с собой длинные скамьи, ставили их к столам и сразу начинали есть и пить. Периодически кто-то пытался прокричать тост, его никто не слушал и не слышал, но все громко повторяли последние слова «амар» (горько) и «пентру сенетате» (за здоровье) и пили. В этом преимущество молдавских свадеб перед грузинскими – говорят очень мало, а пьют много!
Периодически кто-то падал со скамьи и тогда начинали танцевать. Казалось, что все это действо абсолютно хаотично, потому что тамада на молдавской свадьбе следит (пока трезв) только за тем, чтобы у всех было налито. А говорить – это не его задача. Но, где-то через час-полтора, видимо, когда были съедены закуски, все-таки пришло время речей.
Место, которое мы так удачно выбрали для себя, оказалось не небольшом возвышении и под уличным фонарем (тем самым, к которому нас подключил местный электрик). Поэтому, когда к нам вышел председатель, его увидели все и притихли. Мы тоже...
Председатель говорил не долго, говорил что-то скучное, потому что народ продолжал есть, стараясь не шуметь посудой. Председатель стоял в нескольких метрах от нас, то есть примерно посредине, между нами и столами. Голос у него был настолько громкий, что, казалось, он мог перекричать трактор. А может и в самом деле мог. Он крепкой рукой держал графин, наполненный красным вином, и в своей речи периодически обращался именно к графину. Ну, во всяком случае, так казалось со спины. Мы не сильно прислушивались – мы ели и пили, передавая друг другу такой же графин с вином, отпивая прямо из горлышка, потому что стаканов нам не дали, а мы сами не обратили на это внимание.
Председатель закончил свою короткую речь раньше, чем мы успели доесть помидоры. И тогда из-за стола вышла мама жениха. Хотя, может это была мама невесты, я уже не помню. Она подошла к нам, и начала говорить что-то о женихе и невесте. Говорила она негромко, поэтому ее просто не слышали. Я уже рассказал вам, на что похожа молдавская свадьба? Представьте себе, что на многотысячном стадионе, в разгар футбольного матча, садится реактивный самолет. Игра продолжается, двигатели ревут. Вот это даст вам отдаленное представление о том, на что похожа молдавская сельская свадьба. И вот этот шум пыталась перекричать немолодая уставшая женщина. Мне стало ее откровенно жалко. И тогда я, как «ответственный за технику», вытащил из стойки микрофон с длинным шнуром и подал его женщине, кивком показывая, что она может говорить «туда». Обрадовавшись, она продолжила свою речь... на ломанном русском языке. В молдавских селах по-русски говорили очень немногие. Так как я все еще продолжал стоять возле этой женщины, то, оценив ее старания, наклонился к ней и тихо сказал: «Мать, не мучайся, говори на молдавском! Все равно они тебя не понимают!»
Женщина посмотрела на меня таким взглядом, как Кащенко смотрел на своих пациентов. «А он сможет?» – она показала взглядом на потрепанный SM58, обклеенный какими-то иностранными наклейками (микрофон компании SHURE, который нам достался в результате какой-то драки с коллегами). «Он смог», но мы потом не могли долго... грешно смеяться над женщиной, но в нас уже сидело два графина вина, и совесть чувствовала себя свободнее.
Потом подошел жених. Он деловито постучал грязным ногтем по микрофону – звук его удовлетворил. Потом он подошел к нашему гитаристу и, не обращая внимание на то, что он пытался играть, вдарил по струнам. И этот звук его удовлетворил. Он направился было ко мне, но завис. Видимо мой рост и моя гитара создали у него в голове диссонанс, хотя я уверен, что он такого слова не знал. Возможно, его сбило с толку количество струн моей гитары – на бас-гитаре их только четыре. Но парень точно завис, и его глаза стали медленно наливаться кровью. Если вы помните – мы стояли прямо под уличным фонарем, и я это видел очень хорошо. Я городской житель, и до того момента никогда не видел живого быка. Но я отчетливо помню, что тогда мне подумалось, что именно так должны выглядеть глаза быка, перед которым стоит тореро. Меня спасли подоспевшие «ворничелы» - дружкИ жениха. Они подхватили его под руки и утащили не то искать невесту, не то ее воровать.
Ту свадьбу мы отыграли нормально. Нас не побили. Нас побили примерно на третьей свадьбе, но это уже совсем другая история.
Мандолина появилась у нас на четвертой или пятой свадьбе. Вообще, уже на третьей мы почувствовали себя крутыми профессионалами. Может быть, именно это и разозлило селян, которые устроили нам разборки. Но, как я уже обещал, это другая история.
На четвертой, или на пятой свадьбе у меня случилась неприятность. Нет, случилась беда. Катастрофа. Фауда!
Вы представляете, кто на сельской свадьбе больше всего рад музыкантам? Ну конечно мальчишки. Они не отходят от нас с первой минуты появления в селе. Так было и в тот раз. Мы уже подключились и как раз настраивали аппаратуру, когда какой-то особенно смелый (или наглый мальчишка) решил показать нам, на что способен его велосипед. Он разогнался по пыльной сельской дороге, не обезображенной присутствием асфальта, и попытался лихо притормозить прямо возле звуковой колонки. Возле МОЕЙ звуковой колонки. Но толстый слой пыли сыграл с ним, да и со мной тоже, злую шутку – он скользил. И парень со всей дури въехал колесом в мою колонку, стоявшую на небольшой подставке.
Когда пыль рассеялась, я увидел ущерб. Динамик порван, усилитель, стоявший на колонке, разбит, гитарный шнур вырван «с мясом» и порван. А парня нет, и след простыл. Стоявшие рядом мальчишки с абсолютно честными глазами, улыбаясь говорили, что не знают этого мальчика, что он вообще из другой деревни. То есть взыскать ущерб тоже было не с кого.
Я готов был плакать. Я выбывал из строя. Подошли взрослые, которым дети объяснили ситуацию. Кто-то из мужчин сразу сказал, что, если играть будут только три музыканта, вместо заказанных четырех, нам заплатят только половину. Число моих недоброжелателей на этой свадьбе увеличилось еще на три человека – и это был сохранивший работоспособность состав нашей группы.
Я был убит... Разочарован, раздосадован. Я даже не знаю, какие еще не матерные слова можно было употребить в такой ситуации. Селяне это видели и проявляли искреннее сочувствие. Но... «если играют трое, платим половину!» И тут к нам подошел мужчина интеллигентного вида. Молдаване очень любят пиджаки и шляпы. Но этот мужчина был еще и в галстуке, и я помню, что его галстук подходил к костюму. Шляпа тоже.
- я вижу, что у вас проблемы. Могу я чем-то вам помочь? —спросил он.
-??? – я молча показал ему разбитый усилитель, выдранный с корнем шнур гитары и пробитую колонку.
- я – учитель музыки в местной школе, - добавил он.
- может быть у вас есть усилитель и колонка? – во мне на мгновение проснулась надежда.
- увы, у нас только духовой оркестр...
- может быть контрабас? – наивно спросил я, хотя никогда в жизни не играл на контрабасе. Но все-таки этот инструмент был большим и громким.
Мужчина задумался.
- нет, контрабаса у нас нет, но есть мандолина. У нее тоже четыре струны. Должно быть восемь, но у нашей только четыре.
Мандолина? Чтобы вы себе представили, до того момента я мандолину видел только на картинке. Красивая. Видимо, легкая. А еще, кажется, она звучит в песне Beatles – «Here comes the sun».
- Неси, - с надеждой сказал я и сел на разбитую колонку. Через несколько минут учитель принес мандолину. Красиваяяяя. Но ненастроенная. А как настраивать мандолину я не знал. И тут снова пришел на помощь сельский учитель. Он взял в руки этот инструмент и привычно настроил ее... как скрипку. Да, струны мандолины настраивают как скрипку. Скрипку я видел. Значит все было не так страшно.
Я опустил микрофонную стойку, попробовал звук – звучит. Коллеги смотрели на меня, как на идиота, но при этом не осуждали, даже помогали.
Учитель, понимая, что я никогда в жизни не играл ни на мандолине, ни на скрипке (а сейчас я могу честно признаться, что и на контрабасе я тоже никогда не играл), выбрав момент, когда селяне отвернулись от нас на какой-то другой раздражитель, извлек из кармана своего мятого пиджака бутылку с темной жидкостью и сказал: «Выпей!»
Я в детстве был послушным мальчиком. Я привык слушаться учителей. И когда учитель сказал выпить, я одним движением приложил бутылку к губам и начал пить. Причем, обратите внимание – команда была выпить! Не отпить, не попить, не глотнуть. Я понимал, что должен выпить все содержимое бутылки. А в бутылке был коньяк! Молдавский коньяк, не самый лучший, но лучше любой водки или самогона. И я пил, прикрыв глаза, глотал обжигающую жидкость, отключившись от всего, что меня окружало. Я пил неспешно, и это спасло... бутылку и меня. В какой-то момент учитель просто выхватил ее из моих рук, сделал несколько глотков сам, и передал ее моим друзьям. Там, в бутылке, содержимое плескалось на самом дне. Но это было не важно. Коньяк, который в отличие от вина, начинает действовать сразу, «расправил мои плечи!»
У мандолины не было ремня. Из-за округлой формы держать ее в руках стоя и играть на ней одновременно было не просто. «Играть» - это я очень громко сказал. Намного громче, чем мы звучали. Сообразив, что третья струна строит так же, как и мой бас, я понял, что «ритм-секция» у нас все-таки есть. И мы заиграли. Мы – это я, коньяк и мандолина. Именно в таком порядке, по мере участия.
Уже потом, через день после окончания этой свадьбы, ребята мне рассказали, почему хорошее настроение было у всех гостей и музыкантов. Сам я этого не мог видеть. Представьте себе следующее зрелище:
- Долговязый худой юноша, согнувшись вопросительным знаком, удерживает животом маленькую изящную мандолину, которая норовит выскользнуть у него из рук, и пытается на ней играть. Так как никто из гостей не должен был заподозрить, что я не только не умею играть на мандолине, не только никогда не держал ее в руках, а вообще первый раз ее видел, исполнение мое было очень суетливым. Правая рука прижимала инструмент к животу (точнее к тому месту, где у меня сегодня живот, ибо тогда, почти сорок лет назад его еще не было), а левая, всеми пятью пальцами бегала по грифу, создавая ощущение виртуозного владения инструментом. При этом я совсем не смотрел в «зал», боясь промахнуться мимо нужной струны, а нужной была только одна – третья. Я играл настолько самозабвенно, что даже мои музыканты поверили, что всю свою сознательную жизнь играю на мандолине. А уж в то, что мандолина может заменить бас-гитару, поверили все, даже учитель музыки. Мне даже хлопали.
Так мы и играли. Нас не побили и нам заплатили, а это было самое главное.
А когда утром мы уезжали, сельский учитель со слезами подарил мне эту мандолину, сказав, что он много лет учит детей играть и петь, но никогда не слышал, чтобы так издевались над инструментом.
Через пять-десять километров разбитой сельской дороги, мандолина, которая просто лежала на одной из наших коробок, улетела, когда машина попала колесом в очередную яму. Мы не остановились... Время мандолин прошло. Пришло время более тщательной подготовки к «работе», но это совсем другая история.
Commentaires